Ганин Дмитрий

Фантастический рассказ на тему столкновения того, что мы о себе думаем, с тем, что думают о нас. Этот рассказ я писал около семи лет, постоянно перерабатывая и дополняя его, но заранее зная начало и концовку. Однако первоначальный смысл произведения был абсолютно противоположным тому, что вышло в итоге. За эти годы я многое пересмотрел в своей жизни, и эта переоценка весьма негативно отразилась на главном герое, которому я поначалу симпатизировал.

---

1.
Ему опять снился странный сон. Он был один в темном лесу. Абсолютная тьма не позволяла разглядеть что-либо даже на расстоянии вытянутой руки. Он пытался бежать, но натыкался на деревья и кусты, а ветки больно били его по лицу и хватали за волосы. — Кто я? — хотел крикнуть он, но воздух застывал в горле, лишь неведомый шепот со всех сторон отвечал ему: — Кто здесь? — Безразличные пустые голоса летали во тьме, а он метался, думая поймать хоть один, чтобы идти за ним. — Где я? — хрипел он. А лес прикидывался лабиринтом без выхода. Он хотел вспомнить, как попал сюда, но что-то мешало ему помнить. И эти голоса все так же уныло гудели: — Кто здесь… кто здесь… кто здесь…

Егор проснулся оттого, что за окном разбилась бутылка. Может быть, кто-то бросил ее из окна, или какой-нибудь полуночный алкоголик бродил по дворам, в поисках истины. Где-то тихо шепталась береза — ствол дерева можно было увидеть, если подойти вплотную к окну и посмотреть направо.
Егор попытался вспомнить сон. Но кроме неприятного волнения ничего в памяти не обнаружил. Он встал и прошел на кухню. Там хозяйничал лунный свет. Блестела посуда и даже тихонько звенела. За окном чернела стена соседнего дома, ни в одном окошке не горел свет.
Он выпил из чайника воды. Завтра первый день работы — пришла в голову мысль, — первый после отпуска. Завтра начинается осень, хотя календарь показывал конец августа. Бесконечные длинные дни бесконечной жизни. Но, наверное, лучше заполнять жизнь такими днями, чем не заполнять ничем. Завтра он наденет костюм и станет серьезным и ответственным человеком. Это затягивает как трясина, только бесшумно, без бульканья и чмоканья. Именно поэтому и не замечаешь, что сидишь на дне. А потом подумаешь: да живой ли ты?
Егор вернулся и лег. Не спалось. Электронные часы показывали четыре утра. Маленькая точка в углу экрана мигала, отсчитывая секунды, часы, года, тысячелетия.
В этом мире что-то всегда происходит, — подумал Егор, — а я об этом никогда не узнаю. И мысль о такой возможности показалась ему настолько нелепой, что он улыбнулся и зевнул. Он становился серьезным и ответственным человеком.

2.
Однако в мире действительно происходило что-то странное. На одной из неизвестных, но широких площадей Европы вдруг задрожала земля. От эпицентра этого явления пошли волны, и одинокий постовой не удержался на ногах и упал. Сначала он решил, что случилось землетрясение. Но вслед за подземными толчками по стенам окрестных домов прошла волна теплого воздуха, и стекла в этих домах шумно осыпались дождем. Затем в центре площади появился яркий источник света. От него отрывались желтые молнии и цеплялись за столбы фонарей и ветки постриженных кустов. Свет от источника медленно расползался по площади. В глубокой мраморной чаше маленького фонтанчика закипела вода. А спустя минут пять завыли сирены. Это жители городка забили тревогу. И только тогда постовой стряхнул с себя оцепенение, и что-то заорал в рацию на своем европейском языке.

К трем часам ночи по Гринвичу площадь уже была окружена силами местной полиции. Люди, пришедшие к площади, с ужасом наблюдали, как за считанные минуты участок площади, оказавшийся под сферой призрачного света, покрывается невиданной растительностью. Бледно-зеленые побеги странных растений, чем-то похожих на наш вьюнок, расползались по камням, оплетали фонтанчик и фонари.
Новостные агентства мира оперативно распространяли новости. Появились первые догадки. Кто-то уверял, что это теракт с применением биологического оружия. Иные предполагали проведение военных опытов или провал неконтролируемого эксперимента. Некоторое время искали знаменитого фокусника, но он оказался в Италии, где давал представления. Версия об инопланетянах, возможно, была близка к истине, так как к утру все серьезные люди мира назвали этот феномен Вторжением.

3.
Егор готовил ужин, когда позвонил Серега и напросился в гости. На свободное время вечера Егор планировал сыграть партию в шахматы с компьютером, но все-таки не смог устоять напору приятеля. Тому не терпелось встретиться, хоть и жил он на другом конце города. За окном капало и дрожало — осень бродила по улицам, смахивала с деревьев листья.
Егор стал готовить на двоих: Серега никогда не отказывался от предложения покушать. Тихо шумело радио. Потом был выпуск новостей. Иномиряне завербовали еще трех человек. Какие-то экстремисты пытались поджечь пункт собеседований. Из необычных цветов удалось создать ценное лекарство, но цветы никак не получалось вырастить в земных условиях. Умер известный писатель на 67 году жизни, так и не закончив свой роман.
Егор расстроился. Писатель ему нравился. Все книги давно стояли на полке, кроме последнего романа. Почему он умер? — ведь дело его жизни не было завершено. А говорят, что мы живем, пока у нас есть цель. Якобы, человек, имеющий цель, бессмертен… Похоже, это лишь слова. Жизни или Судьбе совершенно наплевать на твою цель или идею. Все что ты делаешь, пресекается случаем. Дурацкой случайностью вроде смерти. Поэтому… поэтому стоит радоваться моменту, брать, хватать, отнимать от жизни все, что сможешь и успеешь. Но идея… Она не позволяет тебе отвлекаться. Однажды ты понимаешь, что цель твоя пуста и бессмысленна, и ты решаешь для себя: главное, конечно, идея! Ты цепляешься за нее, хватаешься и защищаешь от нападок, сдуваешь с нее пылинки…
Егор увидел, что картошка поджарилась. Спохватился, выключил газ. Задумался — и вот, пожалуйста — чуть без ужина не остался. Он еще раз мысленно помянул писателя и пошел в комнату немного прибраться.
Может ли Мироздание предложить лучший вариант твоего существования, чем нынешний? Отлично заданный вопрос. На него напрашивается два ответа с различными выводами… Егор собрался поразмышлять над этим, но явился Серега. Явился с пивом и сухарями.
— Давно тебя не видел, старик! — проорал он с порога. У Егора родилось предчувствие, что эта встреча закончится за полночь. Он был рад приятелю, но…
Егор поставил пиво в холодильник, спросил про погоду.
— Осень в поле рыскает… — спел Серега, появившись на кухне, затем спросил: — как дела, старик?
Егор пожал плечами, и Серега почтительно покосился на него. Люди вроде Сереги, неусидчивые экстраверты, всегда путали тоску с мудростью. Однажды один знакомый меланхолик сказал Егору, что его тоска в некоторых ситуациях надумана. После этих слов Егор пытался работать над собой, желая изменить себя, но потом все это успокоилось, затихло. Тоска и есть тоска — кто принимает ее за иное, тот… не знает, что такое Тоска и, соответственно, что такое Мудрость.
Вот Серега. Славный малый. Умный, в меру начитанный. Но идет к Егору поговорить о жизни. Как что-нибудь встряхнет его, какое-нибудь событие всколыхнет в нем мыслишки, так и мчится исповедоваться. Ищет ответы. А что Егор знает о жизни? Что он может сказать, когда из окна его квартирки видны стена дома напротив и кусочек неба? Да не знает Егор смысла жизни. Просто лицо у Егора такое. А они бегут к нему с откровениями. И Егор слушает, утешает, находит решение, успокаивает. Смотрите на меня, — говорит он, — видите, мне еще хуже. Да, — соглашаются истцы,- вид у тебя измученный… А потом он сидит один, смотрит, как в окнах дома напротив зажигается свет и думает, кто бы ему открыл проклятый смысл, да кому бы открыть душу? Богу? Понятно, тот замечательный собеседник, только с сомнительным существованием. Его нельзя представить иначе, чем «он есть, когда не требуется»…
Они пили пиво и заедали пережаренной картошкой с сосисками. Медленно хмелели. Серега рассказывал о своих малоизвестных Егору приятелях. Спрашивал, что бы такое почитать. Затем они сгоняли еще за пивом. Осень на улице встретила их водной пылью и простуженным ветром. До ларька и обратно бегом через лужи.
— Ну и погодка! — ворчал Серега. — Я у тебя останусь ночевать.
Он пока еще шутил, но Егор понимал, что этим и закончится. Осень напугала своим одиночеством. Нужна была компания, чтобы забыть о том, что прячется за дверями.

4.
Егор понял, что ему хватит. Пива еще хватало. Он стал пить медленно, делать вид, что пьет наравне с Серегой. Тот все равно не замечал уловок: уж он ничего не пропускал.
Точно останется у меня, — подумал Егор.
— Послушай, с-с-старик, — сказал Серега негромко, — вот, скажи, почему ты так мало общаешься с людьми?
Началось. Разбор полетов. Поиск истины.
— У меня на работе этого общения тонны, — ответил Егор.
— Ты не понял, старик, — Серега был в той стадии опьянения, когда очень приятно философствовать и полагать, что в раздвоении предметов видна самая истинная истина.
— Ты нелю… нелюдь! Знаешь, что про тебя говорят? Только не рассказывай потом, что это я проговорился. Ты зануда и чудак. Тобой детей пугают. Помнишь, ты как-то один поперся в глухой лес ночевать в палатке… ведь это же в их глазах мистика и сплошное колдовство.
«В их глазах» — а мы с тобой, Серега, надо полагать, избранные особи?
— Люди тебя боятся. Лариска, — помнишь еще в институте? — про тебя сказала, что ты интересный парень, но болтать с тобой невозможно. Ты если что скажешь, то это цитата. А они — люди простые, Кантов не читали.
Да, Они — все тупые! Впрочем, я строг к Сереге, — подумал Егор, — он, конечно, не похож на прочих моих знакомых, иначе бы я не сидел с ним вот так. Он видит собственную роль в наших отношениях по-своему… Какой же я, черт побери, эгоист и циник!.
— Старик, ты же стихи пишешь! Почему ты никому не показываешь, что написал? Нельзя так. Самовыражение — это когда что-то выражаешь. А ты, — Серега громко икнул, — ты не выражаешь, не доводишь до других информацию о себе!
Эти слова задели Егора. «Чего он ко мне пристал?» — подумал он. Ему пришлось защищать то, в чем он сильно сомневался.
— Я считаю продукт в процессе самовыражения второстепенным, — веско заявил он.
— Чего? — удивился Серега. — Ты хочешь сказать, что мог бы не читать свои произведения?
— Да! — слишком уверенно заявил Егор. Серега мог иногда затронуть серьезные, но неприятные темы. К счастью, он не понимал важность разговора, и можно было свести это к шутке.
— А почему ты записываешь стихотворения, если они в итоге тебе безразличны?
— Чтобы не сочинить их второй раз, — вот и шутка. Серега с уважением посмотрел на Егора. В его пьяных глазах читалась вера и восхищение.
Я для него что-то вроде кумира, идеала, которого ему не достичь, но в которого можно верить. Он будет идти позади меня и орать встречным: да я… да мы… за Егора!
И Егор понимал, что вера и поклонение вырастают из непонимания. Если бы Бог стал понятен (исповедим?), то он перестал бы быть Богом. Егору стало противно. Жалость к себе он запил пивом и почувствовал, что в глазах уже начинает троиться. Еще немного, и опьянение перейдет в новую, неприятную, стадию.
Серега лежал на полу и говорил. Егор попытался слушать. Оказалось, что Серега размышляет о поиске предназначения. Это были крайне путаные мысли.
— Я не могу себя найти, старик, — плакался он, — когда я утром просыпаюсь, мне стыдно, что еще один день впереди, который я бессмысленно проживу. И босс у меня — сволочь, думает лишь о деньгах…
Егор вышел из комнаты до туалета. Когда вернулся, Серега спал там же, на полу, со счастливой улыбкой на лице. «Одно маленькое счастье: исповедаться кружке пива».

5.
Спать ему не хотелось. Он включил на кухне чайник и в ожидании стал смотреть телевизор. По центральному телеканалу шел концерт бездарных звезд отечественного шоу-бизнеса. По другим каналам лился поток рекламы. Егор наткнулся на телемост, где обсуждались иномиряне. В нем принимали участие 10 стран мира, что делало передачу достаточно серьезной. Егор приготовил крепкий кофе и пил его медленно, стараясь не обжечься.
— …они отбирают по неизвестным нам критериям, — говорил журналист из России, — мы присутствовали на собеседовании, но так и не поняли принцип отбора. Более того в ходе тестирования никакие электронные устройства записи не работают.
Потом показали видеоролик о представительствах иномирян в городах России, в котором сообщили, что ежедневно в мире открывается до 20 пунктов тестирования. Автор репортажа сделал вывод: иномиряне либо ищут кого-то конкретного, либо хотят завербовать всех, кто им нужен, и никого не упустить.

Далее в записи паренек из Бразилии дал интервью, в котором рассказал, как он прошел собеседование. Обычно завербованные всегда отказывались от комментариев, но этому пареньку было 16 лет, и он похвастался перед журналистами своей «удачей». Он сообщил, что вопросы, которые ему задавал экзаменатор, он не понял. Первый вопрос был, как звали его собаку, которая умерла пять лет назад. Второй вопрос был, какие произведения Карлоса Кастанеды он читал. Третий вопрос состоял в выборе наиболее отвратительной геометрической формы из предложенных. Четвертый предлагал сочинить четверостишие про пингвинов. После этого экзаменатор сообщил Пабло, что тот прошел собеседование и теперь должен сделать выбор. Он, Пабло, оказывается, соответствует требованиям и нормам параллельного мира, находящегося где-то вне этой реальности. И Пабло не сможет полностью реализовать себя ни на Земле, ни в любом другом месте нашей Вселенной. В своем родном городе Пабло обречен стать торговцем сувениров, пишущим по ночам рассказы для детей, которые никогда не будут опубликованы. Поэтому ему предлагается уйти в новый для него мир, где для него приготовлена иная судьба, куда, между прочим, давно стремится душа Пабло. Ясное дело, Пабло согласился. После чего ему объявили, что его заберут, когда придет время.
В виртуальной студии после этого интервью началась чуть ли не паника. Все заявили, что при собеседовании используется элементарное внушение людям с неустойчивой психикой. Кто-то заметил, что среди завербованных попадались представители силовых структур: от полиции до военных, способных вынести психическую атаку. В итоге пришли к выводу о мощном гипнозе. Предложили запирать завербованных в лечебницах и с помощью известных методов лечить от навязанного безумия.
Телемост оборвался рекламой. Егор выключил телевизор и улегся на кровать. Сначала он смотрел в незанавешенное окно. В доме напротив свет мерцал лишь в двух окнах — кто-то еще не мог заснуть. А потом он сам уснул.

6.
Книга известного социолога, психолога, доктора гуманитарных наук Эндрю Шнейдера наделала много шуму. Ученый пытался выяснить, по каким критериям идет вербовка. Автор присутствовал на сотнях собеседованиях, из них двадцать оказались положительными. В итоге он выдвинул теорию о том, что, несмотря на отсутствие схожих психофизических характеристик у тестируемых, годными признаются чаще всего люди с сильно развитым внутренним миром, высоким уровнем духовного развития. «Это единственный признак, на который можно опереться, — замечает Шнейдер — Проблема в том, что практически невозможно оценить степень духовного развития человека — это будет очень субъективная оценка. Видимо, иномиряне умеют измерять этот показатель, как мы можем измерить артериальное давление или объем легких». Сам автор тоже пытался пройти собеседование, но потерпел «неудачу». Шнейдер заявляет, что пытаться искать ключ в вопросах собеседования — пустая трата времени и сил. По его мнению, это отвлекающий сознание маневр, и тестирование идет на более глубоком подсознательном уровне.
Во второй части книги ученый попытался все-таки определить уровни духовного развития человека, но ударился в эзотерику. За это его потом долго и зло высмеивали в научных кругах. «По-видимому, — пишет Эндрю Шнейдер, — внутренний мир качественно характеризуется силой или, лучше сказать, эффективностью восприятия внешней реальности. А количественно — продуктом внутренней деятельности мышления, которую никто не в состоянии измерить, даже сам тестируемый».
Страсти в мире накалялись. Толпы обиженных, получивших от ворот поворот, а также противников контакта, блокировали пункты, не пропуская туда желающих пройти собеседование. Когда иномиряне обратились за помощью к правительствам соответствующих государств, те оказались неспособными принять решение. Занять чью-либо позицию привело бы к страшным последствиям. Результатом явилось выступление некоего Даниила, назвавшего себя представителем иномирян и ответившего на некоторые вопросы землян, стараясь ответами прийти к компромиссу.

— Наши миры, — говорил Даниил, — встретились в пространстве и времени, подобно тому, как в космосе встречаются две луча. Всего мгновение, и они разлетаются дальше. Они больше никогда не встретятся, и никакие силы не смогут повернуть их обратно…
— Мы скоро уйдем. Пожалуйста, не делайте нам зла и не чините препятствия. Мы готовы поделиться с вами технологиями, это будет наша благодарность за ваше потраченное время…
— Мы не заставляем избранных идти с нами. Это их выбор. Ваши дети часто уходят от родителей, понимая, что новая жизнь богаче и интереснее. Разве кто-то вправе решать за них? Отпустите их, мы обещаем, что не причиним им вреда…
— Никто не навредит им, кроме вас же самих. В нашем мире свобода воли ценится превыше всего. У вас — нет… Каждый человек — это космос со своими законами, и мы уважаем его законы, и никогда не нарушим их без разрешения…

Некоторые прогрессивные страны, впечатленные речами Даниила, прекратили чинить препятствия пришельцам. Однако в странах, где большое значение уделялось религии, волнения наоборот усилились. Один сибирский старец объявил о приходе Антихриста и начал готовить «воинство божье». Это ему еще как удалось: под его начало начали стекаться толпы богомольцев, что в итоге стало серьезной проблемой для властей. В итоге, помимо пришельцев, старец объявил слугами дьявола собственно федералов, а президента назвал правой рукой сатаны. Неразбериха в стране нарастала, и кто-то назвал происходящее вторым смутным временем в истории государства.

7.
Шеф вызвал Егора в конце рабочего дня.
— Присаживайся, — сказал он, подписывая какие-то бумаги. Егор, волнуясь, сел в дорогое кожаное кресло напротив начальника.
Шеф отложил паркеровскую ручку и обратился к Егору:
— Есть клиент. Ищет партнеров среди коммерческих банков и завтра придет ко мне. Будешь присутствовать и давать разъяснения. Нам нужен этот клиент. Подготовь сегодня отчетные данные, отметь лучшие наши показатели и проведи анализ перспектив. Лена тебе поможет, она у нас готовила отчетность для головы. Возможно, придется остаться допоздна. Но чтобы завтра был безупречен.
Они обсудили дополнительные детали, Егор понял, что вечер потерян.
Наконец шеф отложил свою ручку и потянулся. Егор даже застеснялся: начальник тоже человек.
— Ты рыбалкой не увлекаешься? — спросил шеф Егора.
Тот отрицательно помотал головой, потом спохватился, сказал, что не очень.
— А я бы хотел взять удочку и на острова свалить на пару дней. Посидеть в заливах. Рыбы там немеряно… эх, — шеф мечтательно вздохнул.
Зачем он показывает мне свои слабые места, этот опытный скряга и гроза подчиненных? Может, хочет поспособствовать карьере?
Шеф нагнулся, стал рыться в ящике стола. Потом неожиданно выпрямился и спросил:
— Ты, говорят, в лесу один не боишься ночевать. Это правда?
Егор опешил.
И чего они все прицепились к этому факту? И, главное, откуда узнали?
Он кивнул, сделав лицо скучающим.
— Экстремал! — вроде бы одобрил шеф. — Нервишки крепкие, видать. Может тебя на VIP-клиентов перебросить?
Точно о карьере будет говорить, решил Егор.
Но шеф стал почему-то рассказывать о том, как он в молодости ходил покорять Саяны. Длинная и не очень интересная история о бедствиях туристов, возомнивших себя профессиональными альпинистами. Егор чуть не задремал в кресле.
Потом шеф его отпустил, и он принялся за задание. В голове было пусто, хотелось есть и спать. На улице стемнело. Окно превратилось в черную прямоугольную дыру. Егор считал, рисовал диаграммы, сочинял фразы, которые будет говорить при обращении внимания клиента на тот или иной показатель. Возложенная ответственность, конечно, пугала, но было приятно, что начальство тебя выделило. Единственное, что посоветовал шеф, это убрать с лица отрешенное выражение. «Это не делает тебя серьезным!» — добавил он веско.

Лену Егор отправил домой. Она больше мешала, чем помогала. Егор был ей симпатичен, она хотела поболтать о всякой глупости. И когда Лена спросила про новый фильм, который показывали в кинотеатре, он аккуратно, не обижая, убедил ее, что она устала, и ей пора домой. Может быть, она поняла, что мешает Егору и, что, наверное, раздражает его. Однако она ушла, весело попрощавшись.
Глупа ли она? — подумал Егор. — Любой, кто мыслит не так как я, является ли дураком? Или это как раз заблуждение дураков. С Леной мне скучно. Мне скучно вообще со всеми. Кто-то может меня развлечь, но мне все равно скучно. Если я остаюсь один, мне гораздо интереснее. Вот даже сейчас, когда я пишу эти бесконечные бессмысленные цифры, они являются для меня чем-то иным, нежели абстрактным отражением реальности. Их бессмысленность очаровывает. Бессмысленность моего одиночества очаровывает. Самодостаточность? Нет. Иначе я бы не искал смысла жизни, не ощущал нехватку неизвестно чего.
Егор отбросил ручку. Выключил компьютер. Шел одиннадцатый час вечера. До дому еще добираться полчаса. Он собрал листы в папку, закрыл дверь, отдал ключ охране. Вышел в ночь.

8.
Пункт тестирования находился в здании Дома Культуры. Вокруг Егор увидел много людей. Они бродили по двору группами, переговаривались и разглядывали вновь прибывших со злой усмешкой. Некоторые были с плакатами с надписями вроде «УХОДИТЕ», «ОСТАВЬТЕ НАС». За всем этим напряженно наблюдал отряд ОМОНа. Лица спецназовцев были злые и усталые. Из дома выходили люди, и каждый раз по толпе проходил вздох «нет». Это означало, что человек не прошел собеседование. Таким образом, он становился своим. Никто, кроме ОМОНа не знал, что для людей с положительными результатами, если таковые будут, приготовлен специальный выход в противоположном конце здания. Егор этого тоже не знал и подошел поближе, надеясь увидеть кого-нибудь «избранного».
Воображение нарисовало ему картину: он проходит собеседование, и на выходе возмущенная толпа разрывает его.
Толпа ожидала чудес, несмотря на серый будничный вечер. На скамейку влез человек с мегафоном и призвал граждан «не проходить собеседование» — никто не знал, что ему вчера отказали.
Зачем нам избранные? — подумал Егор. Почему мы так не хотим отдать их лучшей жизни? Нет, пусть они живут здесь, подвергаясь унижению со стороны всякого хамья, тяготясь своей беспомощностью и непониманием перед этим миром. Нет, мы не дадим им свободу. Они нам нужны для того, чтобы видеть, как плохо им здесь и чувствовать удовлетворение от их мучений. Они должны страдать, так же как мы. Не пустим, прохода здесь нет. Мы никогда вас не послушаем, никогда не оценим, никогда не заметим. Но стоит вам попытаться сбежать, мы защитим вас от вас самих.

Кто-то заорал у Егора под ухом. «Идите вон!» Егор узнал Серегу. Тот успел побывать на собеседовании в первый день открытия пункта. «Я ухожу», — говорил он тогда и прощался со всеми. Чуть не продал свою квартиру, но неудача спасла его имущество. Чего не скажешь о голове. Что его там спрашивали, он не рассказывал. А со временем сам поверил в то, что ему удалось пройти тест, но он отказался идти к иномирянам из патриотичных соображений. «Земля наш дом!» — вопил он вместе с многонациональной толпой у пункта. Неведомые пришельцы объединили против себя все расы и культуры планеты. Каждый мог сказать: землянин — это звучит гордо!
— Здорово, старик! — закричал Серега и схватил его за руку. — Посмотри, они делят нас на избранных и отбросов!
И в самом деле. С этого момента между людьми пролегала глубокая пропасть. Одни были лучше, а другие хуже, и вторые никогда уже не могли стать первыми. Даже если пришельцы скоро уйдут, сможем ли мы жить по-прежнему, зная, что в нас чего-то не хватает? Можно жить без руки или ноги, можно жить без мозгов. Но без надежды жизнь сумрачна и бессмысленна. У нас отнимают надежду на будущее, что гораздо хуже лишения сиюминутных ожиданий.
А может, не думать об этом, а уйти в толпу, и стать таким же, как все? Во всяком случае, будет не скучно. Взять с Серегой транспарант в два метра длиной и бороться за правду, не задавая глупых вопросов. Только нужно чтобы меня приняли, чтобы я стал своим.
Егор усмехнулся мысли о возможности пройти собеседование
Кто-то вышел из здания. Кто-то закричал: «его взяли, мужики!». Толпа, поддавшись провокации, сначала оцепенела, а затем взревела, полетел один камень, затем пустая бутылка…

9.
Мелкая ледяная крупа сыпала в окно, шуршала по стеклу и ложилась сугробиком на подоконник. Стоял конец ноября, промозглый и ветреный.
— Что ж, ладно, — сказала в трубку Лена, — я позвоню подруге, может, она пойдет со мной.
Гудки скрыли ее разочарование.
Егор зашел на кухню, не включая свет. Гудел холодильник, капала вода из крана. Пахло лавровым листом и свежим хлебом.
Он сел на табурет и обхватил голову руками. Усталость на работе, постоянная смена погоды сказывались на самочувствии. Телу хотелось лежать и не двигаться, а мозг требовал бежать вперед, прочь из этой серости и мнимого уюта.
Уйду в дворники, — подумал Егор. Встать на заре, расчистить снег или подмести тротуар. Вдыхать полной грудью свежий воздух. А потом в голову пришли мысли, что год за годом ты подметаешь одну и ту же улицу, убираешь один и тот же двор, и никто не оценит то, что ты делаешь, и по-прежнему будет мусорить и гадить.
— Да чего ж я хочу! — воскликнул он.

В обед он встретил Серегу. Тот заставил его поклясться, что не выдаст жуткую тайну. Потому что теперь Серега — член партизанской группы, ведущей войну против вторжения.
— Террорист что ли? — переспросил Егор.
Серега обиделся, и Егору показалось, что обида приятеля будет длиться долго. До нового года точно. Потому что в день зимнего солнцестояния пришельцы уйдут. Их мир и наш разлетятся пузырями во времени и пространстве, и каждый продолжит свой собственный полет в этом безумном творении демиурга. В научных журналах уже печатались статьи по так называемой «сверхновой физике». Но их мало, кто понимал. Проще было отрицать или, еще лучше, проклинать то, что не понимаешь.
Егор почувствовал симпатию к иномирянам. И даже зависть.
Хорошо им, наверное, — таких как Серега, у них точно нет. Таких они, к собственному счастью, не берут.
Когда я стал человеконенавистником? — спросил он себя. И стал вспоминать.
Тихое детство в книгах и уроках. Интеллигентные мать с отцом. Первая сигарета, первый поцелуй. Выпускной и отравление алкоголем. Студенческие хлопоты. Журналист в убогой студенческой газете. Поиск работы. Ничего выдающегося. Стандартная линия жизни. Слишком стандартная. Разве при этом становятся человеконенавистником? Значит, было что-то еще. Как раз выдающееся, значимое. Но вот не вспомнить, не понять. Сюда бы психоаналитика с диваном и тихим кабинетом. Поваляться, поболтать ни о чем. Методом свободных ассоциаций…
Ветер с силой бросил в окно горсть снежной крупы. Егор вздрогнул. В голову пришла мысль о том, как бы эстетично смотрелась его меланхолия в художественном исполнении. Не хватает только пафосных декораций. Мне бы доспехи и меч, а вместо кухни — ночной привал в зимнем лесу.
Интересно, — подумал он, — а может у этих иномирян по ту сторону находится средневековый мир в духе сказочных рассказов? Наверное, не только я думаю об этом, а еще тысячи, миллионы эскейпистов спят и видят свое доблестное будущее в неизведанных мирах, в сражениях с драконами и несправедливостью.

10.
За неделю до исхода мир замер. Словно все вдруг устали доказывать свою правоту. Улицы опустели, пункты тестирования стали безлюдны и охранялись скучающими милиционерами. Мир ждал чуда: исход сам по себе был интересен. Большинство вдруг поняло, что уход иномирян это навсегда. И стало как-то очень грустно. Как будто давний соперник в игре вдруг сказал: ты знаешь, мы уже выросли из этой игры, я ухожу. Еще бесились ультрапатриоты, еще проповедовал сибирский старец, но взоры землян устремлялись на телеэкраны, где готовился показ великого исхода. Шоу с музыкой и прощаниями. Даниил выступил с благодарностями и даже прослезился. Несомненно, прослезился и не один миллион телезрителей. Позже статистика предъявит любопытные данные о снижении уровня преступности на всей планете, а также заболеваемости, смертности и еще ряда показателей в эти дни. Каждый понимал, что все теперь меняется, и будущее пугало неизвестностью больше, чем обычно, так как по-старому жить уже не получится.
За день до исхода на планету напала странная апатия. Трудно поверить, что это было всеобщее настроение, потом говорили про воздействие неизвестных науке лучей, гипноз, отравление воды и так далее. Такие теории имели право существовать хотя бы потому, что люди порой вели себя совсем неожиданно. Например, сибирский старец пришел с повинной в отделение милиции и попросил пожизненно заключить его в одиночную камеру. Жители планеты уставились в экраны, где в прямом эфире показывали европейскую площадь — то место, откуда началось вторжение.

11.
Егор прошмыгнул мимо милиционера. Пункт тестирования находился в здании школы. Той, где Егор когда-то учился. Давно. В прошлом тысячелетии. Ориентируясь по указателям, он добрался до кабинета. «Странно, что я не помню этих коридоров, — удивился он, — словно я здесь никогда не был. Неужели память опять сыграла со мной злую шутку?». Перед кабинетом с табличкой «тестирование» он остановился. Немного потоптался. Помялся. Судьба решалась здесь, от новой жизни его отделяла дверь. Одна дверь впереди и двадцать шесть лет позади…

Заходите, — сказал чей-то голос. Егор подпрыгнул, оглянулся и, никого рядом не обнаружив, открыл дверь.
Внутри была пустая комната со столом и стулом. С потолка свисала голая лампочка и тускло светила, неспособная сотворить даже тень. В окне напротив было темно. Егор не сразу догадался, что там ночь, хотя часы показывали полдень. А когда понял и пригляделся, то увидел в заоконной темноте черный прямоугольник того самого дома, что видно из его окна. И даже услышал шум березовой листвы. «Чудеса!» — прошептал он, и ему стало очень страшно.
— Садитесь, — сказал Голос. Егор постеснялся вертеть головой в поисках источника голоса. Пусть все будет по их правилам.
— Итак, Егор Одинцов, времени мало. Вы пришли сюда в здравом уме?
Егор подумал, что не уверен, но кивнул в ответ. Видимо, это заметили.
— Поверьте, Егор Одинцов, люди, приходящие сюда часто заблуждаются в причинах, побудивших их отправиться на тестирование. В вашем случае это не так, что нам нравится. Вы согласны?
— Я… не знаю… — прошептал Егор,
— Скажите, Егор Одинцов, если человек бежит от себя, будет ли он всегда бежать от других людей?
Егор задумался, сказал:
— Это вопрос, требующий размышления, нельзя ответить не подумав…
— Абсолютно согласен, — восторженно сообщил Голос, — но если бы это спросили меня, я бы ответил утвердительно.
— Есть люди, которые бегут от себя, помогая другим решать проблемы, чтобы не разбираться в своих.
— О да, кажется, вы называете их альтруистами…
— Нет, вы не правы, — сказал Егор, — альтруисты это те, кто…
Голос перебил его:
— Егор Одинцов, вы часто перечите собственному мнению, которое весьма ясное и однозначное. Как вы думаете, это помогает вам убежать от себя?
— Я не хочу навязывать свое мнение другим, вряд ли кому-то понравится, что я думаю по тем или иным вопросам…
— Как интересно, — не понятно было, язвил ли Голос или его интонация выражала искреннее любопытство.
— А вот такой вопрос, Егор Одинцов, если позволите…
— Да, — прохрипел он.
— Если я вам скажу, что вся эта история с вторжением, тестированием, беспорядками и прочими событиями создана для отвода глаз, а нашей целью было заставить вас, Егор Одинцов, прийти к нам. Что вы на это скажете?
— Глупость какая-то…
— И из всех жителей вашей планеты нам нужны только вы.
Они наблюдали за его реакциями. Егор понимал это и буквально ощущал, что сотни или даже тысячи глаз направлены на него. Предательски замигала лампочка. Он не знал, что ответить. Честно не знал. Любой ответ был бы идиотским. Они явно издевались. Ну и пусть. Им это зачем-то надо. Не я первый, хоть и, может быть, последний.
— Ах, Егор Одинцов, — Голос мечтательно вздохнул, — ваш мир такой прекрасный, но вряд ли вы его заслужили. Мы изучали вас несколько месяцев и пришли к выводу, что человек — разрушитель. Он разрушает мир вокруг себя, но что еще нелепее, начинает он с самого себя и самим собою заканчивает. Хотите, я вам открою страшную тайну? Мы заберем с собой несколько тысяч потенциальных убийц, насильников и прочих людей, приносящих чрезмерное разрушение. Как вам такой поворот?
Егор подумал про Серегу. Про тех, кто устраивал террористические акты на пунктах тестирования — их же не взяли. Голос врал, но чего он добивался?
— Сомнительно, — сказал Егор.
Голос хмыкнул. Очень по-человечески хмыкнул. Как базарная торговка, которую уличают в наценке, мол, ишь какой умник выискался.
— И правда, в сообразительности вам не откажешь, Егор Одинцов, — подтвердил Голос, — но все ли вы учли, всеми ли фактами владеете? Впрочем, не важно. Вы нам нравитесь, Егор. Скажите, а вы в самом деле не боитесь оставаться один в ночном лесу?

Егор вздрогнул. Раздался треск радиопомех. Неужели они общаются со мной через обычный микрофон? И при чем здесь дурацкий лес? — подумал Егор. Они опять изучали его реакцию, читали мысли, препарировали чувства. А сердце бешено колотилось. Чудо было впереди. Бессмысленное и беспощадное чудо.
— Ждите решение! — вдруг заявил Голос, уже чужой, металлический, словно робот.

12.
Этот сон он видел довольно часто, но не придавал ему значения. Обычный страшный сон. Темный лес или роща, ничего не видно на расстоянии вытянутой руки, приходится доверять ощущениям, когда натыкаешься на дерево или куст. И постоянное чувство, что кто-то рядом, очень близко, и кажется, что слышишь его дыхание.
— Кто здесь? — кричал он, и неведомые силы шепотом повторяли его слова. — Кто я? — спрашивал он, а в ответ шелестело сотнями голосов странное эхо.
Меня просто не понимают, — думал он, — «я блуждаю в этом проклятом лесу, и никому нет до меня дела». Виноват ли он, что заблудился? Но спросить об этом тоже некого. Вокруг тьма и бестолковая тишина.
Он привык к этому сну, как привыкают к увечью или хронической болезни. Вечная обреченность выражается тяжестью будней. И единственное спасение — считать себя особенным. Только это спасает в унылый промозглый день, когда все одинаковые под моросящим дождем реальности.
И однажды я уйду. Сожгу все документы, отключу электричество, оставлю открытой дверь. И уйду. Эта мысль ощутимо греет, и на душе становится радостно. И не говорите, что я себя обманываю. Я сбегу из этой тьмы, вырвусь из темного леса к свету. Вы еще не знаете. Мне дадут шанс…