Ганин Дмитрий

Не так давно на волне тренда на развлекательных сайтах о 90-х годах прошлого века вспомнился и мне лютый трэш из моего детства, который в силу малолетнего возраста я, к счастью, не смог полностью осмыслить.

Когда мне было лет пять и это был конец восьмидесятых, мы переехали семьей в дом, где раньше жили мои бабушка и дедушка. На этаже стандартной панельной хрущевки было четыре квартиры и справа от нас жила женщина — тётя Лида и ее великовозрастный сын Витенька.

Помню, еще когда я совсем маленький приходил в гости к бабушке, мы иногда заглядывали к тете Лиде, она показывала мне гитару Витеньки, какие-то его игрушки, предлагала поиграть с ними, угощала конфетами, что-то рассказывала бабушке о своей жизни и т.д. —  совершенно адекватная интеллигентная женщина, похожая на пожилую учительницу. Мама позже мне рассказывала, что тётя Лида работала бухгалтером, весьма ответственным и строгим.

Насколько я помню по рассказам взрослым, муж у нее был военный, и своего сына воспитывал в строгости. Возможно, побивал за мелкие провинности или еще как-то наказывал. В таких случаях мать стояла насмерть между отцом и сыном и вымаливала у первого пожалеть Витеньку. Если отец хотел своими методами воспитать из сынишки сурового генерала, то мать отдавала всю любовь ребенку, поощряла любые капризы, и прощала любые проказы.

А потом, видимо, еще до моего рождения, глава семейства помер — уж не знаю от чего — и мать с сыном остались одни жить-поживать в этой квартире. И вырос Витенька той еще скотиной, такой, что впечатлительным я бы посоветовал дальше не читать.

Когда мы переехали в этот дом, Витеньку, которому, по моему разумению, тогда было к тридцатнику, я встречал выпившим в подъезде — рожа у него, честно говоря, была премерзкая, похожая на крысиную с бегающими глазками; эти немытые редеющие волосы, какие-то нелепые очки и вечно одна и та же одежда — потертая кожана коричневая куртка с белыми трещинами. Я его боялся, когда возвращался из школы: пытался здороваться и прошмыгивал через лестничные пролеты к себе в квартиру. Надо сказать, в 90-е в районе столько было эпичных алкашей разной доли неадекватности, что я сам не понимаю, как мы там выживали — историй вагон и маленькая тележка. Но вернусь к Витеньке.

Тот стал пить всё чаще и чаще. Орал на мать, что было слышно всем смежным и далее квартирам. Потом я плохо помню по причине малолетства, но через пару лет тётя Лида заболела и лишилась ног. С тех пор она могла передвигаться только в инвалидной коляске.

Витенька же нигде не работал и жил на пенсию матери и ее пособие по инвалидности. Сидел во дворе с друзьями алкоголиками, возможно, наркоманил. Затем стал водить корешей домой — мне до сих пор снится по ночам черный  провал того подъезда, где никогда не было освещения, а на площадках тусовались очень странные личности. Надо сказать, что квартира тёти Лиды была стандартной двушкой с проходной комнатой. В дальней комнате сидела в коляске мать, а сынишка с гостями бухали в остальной части квартиры. Вонища из квартиры была та еще.

Затем у тёти Лиды начались проблемы с головой. Когда  Витенька пропадал (а мог отсутствовать днями), она кричала из-за двери «люди, помогите». Витенька по пьяни мог забыть закрыть дверь и тогда тётя Лида выезжала на лестничную площадку. Абсолютно голая, без ног, в вонючей грязной коляске (мама с отвращением вспоминает, как из злополучной квартиры шло нашествие вшей). Многие соседи отзывались на ее крики о  помощи, но сразу понимали, что она не дружит с головой, потому что на вопросы она отвечала весьма неадекватно. Мою мать она называла по имени бабушки и спрашивала, как поживает ее дочурка (то есть моя мать), пошла ли та в школу или все еще в садике…

Бывало когда я приходил домой, дверь в ее квартиру была открыта — оттуда шел ядреный запах немытого тела, она восседала на коляске и смотрела сквозь меня, не замечая. Иногда автоматически здоровалась, не понимая, кто здесь, или просила помощи, мол, сын ее запирает и не дает еду.

Скажу честно, я не знаю всей истории, как и не знаю, пытались ли что-то сделать мои родители или соседи по дому. Допускаю, что они обращались в органы правопорядка, возможно, подкармливали сумасшедшую или предпринимали еще какие-то действия. Но это были «благословенные 90-е», когда государству не было дела до гетто — я нашего участкового не видел ни разу в жизни, а те же соседи имели свои проблемы. Слева жила неприятная одинокая женщина, дававшая моему отцу на бухло в кредит, в крайней квартире никого не было (там недавно умер дед), внизу жил парализованный одноногий инвалид, каждый день выходящий во двор на костылях, чтобы тупо двигаться и жить, еще ниже жили какие-то алкоголики, у которых сын то ли покончил с собой, то ли забыл выключить на ночь газовую плиту). Мой отец тоже бухал или пропадал ночами на железной дороге, где разваливалось советское оборудование и требовалось хоть соплями  и спичками, но восстановить радиосвязь во избежание крушения поездов — даже изоленту не выдавали, что говорить об инструменте… Так что, наверное, история с тётей Лидой нормально и обыденно вписывалась в мое детское восприятие страны в которой я родился и должен был выживать.

Тётя Лида прожила в таком положении довольно долго. От ее криков из глубины соседской квартиры у меня порой застывала кровь в жилах, и когда я был дома один, мог натурально заплакать от страха (это мне было лет двенадцать, наверное) — уже тогда я искренне желал ей смерти: чтобы ее мучения закончились и прекратились, в том числе, и мои страдания. Нормально вообще — ребенок от души желает смерти не из ненависти, а из-за сострадания? Кстати эскалация РПЦ тогда была в самом зародыше, и в храме неподалеку был общественный туалет. Из духовных наставников в гетто только забредали члены Белого Братства, а где-то на окраинах города жутко и неестественно улыбающиеся протестанты, ютящиеся в сарае за вокзалом , раздавали современный перевод библии.

А наш Витенька опустился на самое днище. Копался в помойках и спал обмочившийся в подьезде, когда не мог подняться до своего этажа. Дверь он уже в принципе не запирал, так как потерял ключи.

В году 94-ом тётя Лида умерла. Похоже, Витенька не сразу это заметил, потому что с тех пор я знаю, как пахнет разлагающийся труп — кисло-сладковатый странный запах на весь подъезд, преследующий жильцов еще полгода, а меня — всю жизнь. Из перешептываний родителей я понял, что сынок-таки похоронил свою мать: где-то наскрёб средств на погребение и как-то очень быстро продал двушку и съехал в неизвестном направлении.

Последний раз я видел его примерно через полгода шарящегося в помойке в соседнем районе. Я узнал его по одежде — всё та же потертая кожанка. Кто-то уже потом мне сказал, что там же на помойках его и нашли мертвым: передоз? замерз? сердце?..

Я до сих пор не знаю, кого тут винить. Отца военного за излишнюю строгость? Тётю Лиду за бесконечную любовь и мягкость? Бездушных соседей, которые решали свои похожие проблемы? Дикие 90-е за трэш и падение нравов? Эпоху, которая в нашей стране всегда эпоха перемен? Коммунистов, либералов? Горбачёва, Ельцина? Сейчас я все больше встречаю похожих историй — наверное, экономика страны все-таки как-то влияет на подобные вещи, но я не хотел бы чтобы мои дети становились свидетелями подобной драмы.