Ганин Дмитрий

Светлый и в то же время печальный рассказик. Вдохновлялся прогулкой по лесу, в котором играл в детстве. Честно считаю одним мз лучших своих рассказов. Наверняка у каждого есть такое место, куда взрослому уже не войти…

…И я вошел в лес. Господи, как давно я здесь не был! В тишине августовского полудня рождались когда-то милые сердцу звуки: потрескивание коры старых сосен, шепот верхушек тополей, ленивое чириканье птиц. Где-то в травах шумели кузнечики и гудели шмели. Я взглянул на возникшую передо мной дорогу — она уходила вглубь, пыльная, со всплывшими кривыми корнями, отшлифованными прохожими-дачниками и праздно шатающимися грибными дождями. Пахло смолой и иголками. Я глубоко вздохнул, закрыл на мгновение глаза.
И внезапно лес мне показался огромным, хотя я знал, что он в длину не более километра. Словно я стал очень маленьким. Я огляделся и увидел впереди на полянке сидящего на камне паренька. Лет десяти. Он поманил меня рукой. Он звал меня. Что-то мне чувствовалось знакомое в его фигурке. Я направился к нему, заметив, что цвета вокруг стали ярче и насыщеннее. И воздух мнился более прозрачным, и запах иголок ощущался сильнее.
— Скучно, — протянул мальчишка, и я сразу понял, что это я! Передо мной сидел я сам, в рубашке темно-зеленого цвета, в синих спортивных штанах. Взлохмаченный, измазанный смолой. Десятилетний.
— Мне скучно, — сказал он, — пойдем со мной, я тебе буду рассказывать про мой лес.
Я, заинтригованный, пошел сбоку, поглядывая на самого себя. А он говорил:
— Можно было бы сходить к карьеру, там мертвая лиса лежит. Но это далеко, мне одному страшно… Я хотел сказать, что карьера давно уже нет, но внезапно понял, что это действительно очень далеко и не стоит туда идти, чтобы это проверить.
— А вон смотри — кто-то сделал турник. Мне до него не допрыгнуть, приходится забираться по дереву.

Мальчишка выдавал мне все больше и больше подробностей о лесе.
— Вот это дерево очень здоровское. Залезаешь по одному стволу, потом перебираешься на другой ствол, и на нем есть ветка с которой можно спрыгнуть. Высоко конечно, но прыгать можно, не ушибешься.
Насколько я помнил ветка давно сломалась, но посмотрев на дерево, я увидел ее. Кто-то постелил мох прямо под деревом. Чтобы было не больно падать — решил я.
— Здесь песок. Как-то Олег в него зарылся, и когда мы пришли, он из него вылез. Он там лежал и дышал через трубку.
— Я думал тут свалка, — пробормотал я, пытаясь вспомнить, кто такой Олег.
— Нет здесь никакой свалки, — заявил паренек, — мы хотели блиндаж здесь вырыть, но яма слишком близко от тропинки…
Потом он заговорщически сказал мне, указывая на рощу слева:
— В том лесу много горькушек растет, можно целое ведро набрать.
— Он же сгорел… роща сгорела… — ответил я и увидел буйную зелень.
— Идем, ты все выдумываешь! — он побежал вперед.
Мы миновали заросли черники, которая по моим сведениям там уже не растет лет десять, прошли мимо гигантского куста рябины — и откуда он тут? Свернули направо. К горкам. Посмотрев на холмы я не узнал их. На них росли березы.
— Видишь ленточку белую? — спросил мальчишка, — это бабушка привязала — там подберезовики растут.
— Здесь давно нет берез, — сказал я, припоминая голые песчаные холмы, и не веря глазам.
— Вот же они, — удивился мальчишка, — между деревьев я строил шалаш, но у меня не получилось, веток не хватило.

Мы шли дальше и дальше, огибая лес по кругу.
Остановились у ямы.
— Хотели вырыть блиндаж. Стены осыпались, — паренек махнул рукой.
— А вон с того дерева виден город…
— Там на горке могилка чья-то. Женька сказал, что собачья, но я думаю там человек…
— Это мы окоп рыли, потом в войну играли. А потом — кто кого в яму столкнет…
— Видишь лицо на дереве? Я его вырезал, но всем сказал, что это настоящее лицо дерева. Оно во тьме светится, и все хотят посмотреть, но боятся идти сюда ночью.

Все, что он мне показывал, давно не существовало. Могилка сравнялась с землей, в дерево попала молния, вырезанная морда затянулась корой. Здесь, в этом лесу, столкнулись прошлое и будущее. И шли рядом, не понимая друг друга, но вежливо выслушивая. Хотел бы я знать, кто к кому стремится. Мальчишка, представляющий здесь мое прошлое, был более реальный, и все вокруг было ярким и настоящим. Я вспоминал свое будущее — оно казалось блеклым, бесцветным. Я всерьез задумался о том, почему все в будущем должно непременно разрушаться. Завтра всегда уничтожает. Стоило ли мне признаться этому малышу, что его леса не будет? — а ведь он и не поверит.

— Смотри, а тут у нас место для костра. Здесь мы всегда костер разводим. — В моем лесу, — добавил он, — я знаю каждую тропинку.

Я вдруг подумал, что его лес существует и будет существовать всегда. Не важно где, и не важно, будет ли он реальным. Он никогда уже не станет моим. И может это к лучшему. Потому что в этом лесу сможет гулять только мальчишка, а не я и никто иной. В его лесу я — незнакомец.

Мы сделали круг и вернулись к тому месту, где я вошел в лес.
— Мне пора, — сказал паренек, — бабушка зовет обедать.
Я поглядел на сады, выстроившиеся вдоль пыльной дороги. Посмотрел на яблони, усыпанные красными яблоками под синим ослепляющим небом. И понял, что я здесь лишний. Я не мог вспомнить, кто я такой. Я был никем.
И малыш, подтверждая мою догадку, помахал мне рукой и крикнул:
— Мне было скучно одному сегодня! Здорово, что я тебя выдумал!..
Потом он побежал по дороге, оставляя столбики пыли на следах.
Я улыбнулся, глубоко вдохнул ароматы леса, шагнул… и растворился в дрожащем воздухе августовского полудня…